Сростки 1804—1917

В 1804 году сюда переселились 14 семей из села Большое Угренево и одна семья из села Шубенка; в 1807 году - две семьи из Усятского и в 1808 году еще две семьи из Шубенки. (Эти села существуют и поныне).

В "Ревизской скаске 1811 года сентября 3 дня Томской губернии Бийской волости вновь заведенной деревни Сросток о приписке к Колывано - Воскресенским заводам мужеска пола крестьян" указано, что на день переписи в Сросках проживало девятнадцать семей общей численностью 81 человек "мужеска пола", женщины переписью не учитывались.

Фамилии первых поселенцев: Зяблицкий, Корчуганов, Колокольников, Бедарёв, Куксин, Тырышкин, Пономарёв, Калачиков, Синкин, Попов.

Почти за двухсотлетнюю историю своего существования Сростки относились к различным административным единицам или сами были одной из них. С момента возникновения, т.е. с 1804 года, Сростки были небольшой деревушкой и входили в Бийскую волость вплоть до 1831 года. В 1831 была образована Алтайская волость, куда вошли и Сростки, находясь в этой волости до 1858 года. В 1858 г. Сростки становятся волостным селом. В волости было 23 селения, распределённые между 18 обществами. А сама волость входила в состав сначала Бийского округа, а после 1898 года, когда округа были переименованы, вошли в состав Бийского уезда до 1920 года.

Население от 6-й ревизии 1811 года до 7-й ревизии 1816 года росло только за счёт естественного прироста. За пять лет умерло 11 человек, родилось 19 человек. Всего по архивным данным население села Сростки в 1816 году насчитывало 164 человека: из них 86 мужчин и 78 женщин, всего 21 семья. В 1834 году по переписи насчитывалось 170 человек, 26 дворов.

По воспоминаниям старожилов, со второй половины XIX века в селе неофициально было семь районов (краёв).

К первому району относилась Баклань от церкви до паромной переправы на Катуни. Отсюда и начинались Сростки.

Ко второму району относилась часть села от церкви до старой школы, сюда же относилась часть Набережной улицы вдоль Поповского острова и называлась Низовкой.

К третьему району относилась Гилёвская улица (Береговая) до магазина с включением населения, которое жило на Лужках. И назывался Лужки.

Четвёртый район включал в себя дома, расположенные от старого кладбища вдоль горы до церкви и назывался Куделькиной горой.

К пятому району, Мордве, относилась Мордовская (ул. Советская) окраина, от конторы совхоза до больницы, с включением в него правой стороны от кинотеатра до выезда по дороге в село Усятское. Сюда же включалась и Харчёвка (пер. Пугачёва),

К шестому району относились Дикаринские (ул. Красноармейская) верхняя и нижняя улицы, от магазина до выезда на заготзерно и Бийский тракт.

И последний - седьмой - район включал в себя улицы от Нижнедикаринской (ул. Фонякина) по Енисейскому тракту, сюда же включались улицы от дома Шировых до кинотеатра с заворотом налево, включая дома Егора Попова, Емельяновых, Дмитриева до выезда на Усятский тракт вдоль ручья. В народе называли район "голодранью" или "голожопкой". Соединял Нижние Дикари и "голожопку" район Мандюрино (ул. Спекова).

Официальных названий улиц и нумерации домов не было, улицы назывались произвольно.

Во многих усадьбах "на задах" были большие берёзовые рощи, главным образом с северной стороны. В центре же села никаких зелёных насаждений не было.

Из всех дворов, имеющихся в Сростках, купцы и крепко зажиточная часть населения составляли примерно 10 %. Они имели большие наделы земли и применяли наёмный труд (батраки были постоянными или сезонными). Это примерно 70-80 хозяйств, часть из них имели лавки, занимались торговлей или имели побочный доход от занятия нужным ремеслом для села. Эта категория населения владела лучшими землями и сенокосами.

Земли сростинских полей были хорошие, чернозёмные, с которых в благоприятные годы снимали по 100 пудов хлеба с десятины. Поля засевались главным образом пшеницей, овсом, сеяли для себя просо и гречиху, лён и коноплю, картофель и огородные культуры. Озимые не сеяли, за исключением "ярицы". Это что-то вроде ржи, но сеяли её не под зиму, а весной. Она давала низкие урожаи и не имела широкого распространения. Засевались сорта пшеницы Ноэ, Кубанка, Цезий. Каждый хозяин выращивал для себя свои семена. Удобрения на полях не применялись, только в огородах кое-кто вносил навоз.

Сростинскую волость возглавляли старшина и урядник, назначаемые для порядка обществом и уездом.

Должность станового пристава при Сростинской волости была введена ещё в годы столыпинской реакции (1906-1911). Но резиденция пристава была переведена только перед началом I Мировой войны 1914г.

В состав участка cтанового пристава тогда входили волости: Сростинская, Смоленская, Ключевская, Енисейская, Лебяженская, Старо-Бардинская и Тарханская (Быстрянская).

На cтанового пристава возлагались только функции полицейского характера, на самом же деле он фактически исполнял функции политического сыска и имел даже звание офицера жандармского корпуса. Приставом был Станислав Станиславович Блинов, сын польского шляхтича Станислава Блинского.

Жизнь cростинского урядника Ивана Ивановича Живаева проходила на виду у всех жителей села. В его обязанности входило соблюдать время общего сбора ягод, до полного созревания на полях и островах клубники, земляники, ежевики, смородины, черёмухи, чтобы не собирали в одиночку, "без опчества".

Если кто-то из завистливых домохозяек позволял себе единоличный сбор ягод, то Иван Иванович (по доносу соседей), приходил в дом, отбирал все ягоды и в знак наказания выписывал квитанцию на внесение в царскую казну одного рубля за ведро ягод, а сами вёдра с ягодами относил к себе домой. Так же ретиво Иван Иванович поступал со всеми теми мужиками, которые, не считаясь с интересами сростинского мужицкого "опчества", допускали самовольные порубки березняка в поскотине. Виновнику выписывалась квитанция для внесения в казну денег в сумме одного рубля за одну берёзу. Жители села относились к нему с уважением и всячески ему содействовали в его трудах по охране природы от расхищения и порчи.

Ещё Иван Иванович любил видеть себя в его собственном парадном урядницком мундире, с висящей с левого боку казацкой шашкой при темляке. Мундир этот он одевал один раз в неделю на три часа для посещения обедни в церкви.

Как представитель власти Иван Иванович старался положить конец не только всем дракам вообще, но и каждой драке в отдельности. Вот на этом-то поприще за все годы безупречной службы с конца XIX века и до "дня падения самого царя с престола", Иван Иванович и проявил себя как неутомимый деятель в наведении общественного порядка в нашем селе.

В разное время руководящие и общественные должности в Сростках занимали: урядник Мартемьян Трофимович Кондратенко, его помощниками были Михаил Тимофеевич и Иван Тимофеевич Дегтярёвы. Их называли стражниками, они носили форму с погонами, сабли, наганы. Сельский писарь - Андрей Егорович Краснов, волостной писарь - Андрей Петрович Воеводин.

Среди сростинских купцов известен Спиридон Назарович Глебов, скотопромышленник, скупал и продавал скот, в том числе и в Монголии, имел свой магазин, торговал разными товарами. Была у него винная лавка, которая просуществовала до июня 1910 года, а после стала артельной лавкой. Оборот торговли Глебова составлял до 500 тысяч рублей в год. Глеб Спиридонович построил двухэтажный дом в Баклани (ул. Советская) против начала Поповского острова. В доме верхний этаж был жилым, а внизу размещалась лавка. Через дорогу напротив этого дома Глебов построил дом для прислуги и наёмных рабочих. Ближе к горе поставил "рушейку" для переработки гречихи, рядом поставил просяную крупорушку. На эти крупорушки для переработки гречиху и просо люди возили не только со всей деревни, но и из близлежащих сёл. Брал за работу и крупой, и деньгами. На крупорушках работали наёмные люди, для них прислуга варила, стряпала и стирала бельё. После смерти Глебова его дом разломали и перевезли на территорию школы, построив из него райком партии. (На месте дома С.Н. Глебова в Баклани был построен другой дом, перевезённый из Быстрянки, отобранный у кулака. Вот этот дом стоит до сих пор).

В начале XX века на средства Глебова и небольшого сбора пожертвований граждан в Сростках была построена церковь.

Вторым купцом в селе был Гавриил Гордеевич Глухов, который занимался торговлей и имел чистопородных лошадей, гонял ямщину. Дом его был одноэтажный, но очень большой и длинный. В нем половину занимала семья, в другой половине размещалась лавка. Рядом с домом и напротив стояли амбары для зерна и для хранения товаров. Перед революцией семья Глухова - жена и сын Иван - переехали в Бийск. Часть дома сохранилась до сих пор.

Третьей величиной по доходам был купец Иван Рыбин. Он также имел большой дом со складами и надворными постройками. В доме размещалась лавка-магазин. Торговал он главным образом промтоварами, мануфактурой, имел наёмных рабочих. Дом его стоял с правой стороны мордовской окраины (ул. Алтайская, где построена новая школа).

Имел свою небольшую лавку купец Иван Яковлевич Алексеев. Небольшой дом его стоял в переулке Широком напротив дома Глухова. (сейчас этот дом перестроен под квартиры). Лавка была меньше и беднее лавки Глухова. Вспомогательных построек не было. Жили с женой, своих детей не было, воспитывали мальчика Василия. Супруги похоронены в Сростках.

Иван Константинович Перехожев, живший в Верхних Дикарях, тоже имел свою лавку и торговал мелкими товарами.

Вся торговля в селе была в руках этих пяти человек. Кооперации до революции не было. Приезжали в село и мелкие разъездные торговцы из Бийска.

Остальная зажиточная часть сельчан занимались сельским хозяйством, имели большие земельные наделы, применяли наёмный труд батраков, имели машины: молотилки были у Григория Феоктистовича Калачикова, Павла Николаевича Каменева, Андрея Алексеевича Куксина, единственный жатвенный агрегат был у Александра Александровича Кислякова. Имели лошадей, скот и получали значительные доходы.

Второй группой населения села были середняки.

Они не пользовались наёмным трудом, но кое-кто в летний разгар работ привлекал подённых рабочих из бедноты и батраков, особенно в период сенокоса и уборки урожая, но основная их масса обрабатывали землю своим трудом.

Третья группа крестьян - это бедняки и безземельные батраки.

Количество лошадей и состав семьи определяли мощность хозяйств. Лошади были единственным средством передвижения, тягловой силой в сельском хозяйстве (быки использовались крайне редко). В Сростках в 1826 году насчитывалась 251 лошадь. Причём по 1-10 лошадей имели 6 домохозяев, 10-20 лошадей - 11 домохозяев, свыше 20 лошадей - 3 домохозяина.

Семьи, в которых была один, два работника, сеяли мало. Они же были малолошадными. Слабое хозяйство имели обычно на первых порах новые поселенцы. В отличие от этого большие семьи, жившие на поселении уже несколько лет, имели крупные хозяйства. Например, Миней Фёдорович Зяблицкий имел в 1826 году семью в 13 душ, у него было 18 - лошадей, 37 голов другого скота. Он жил в селе с 1804 года.

Второе место в хозяйстве по значению и количеству голов занимал крупнорогатый скот. В этом же году в селе насчитывалось 206 голов крупнорогатого скота, причём по 1-10 голов имели 10 домохозяев, 10-20 голов - 9 домохозяев, свыше 20 - 1 домохозяин. Жителей, не имеющих ни одной лошади, или ни одной коровы, не было. На собственные нужды в каждом хозяйстве выращивали также овец и свиней. Обилие выпасов и покосов позволяло держать значительное количество скота.

Крестьяне - сростинцы несли повинности государственных крестьян: подушную, оброчные мирские подати в тех же самых размерах, что и государственные крестьяне Сибири.

Согласно Указу от 12 января 1761 года население, подведомственное Канцелярии Колывано - Воскресенского горного начальства, освобождалось от поставки рекрутов в армию, но зато должно было пополнять рабочую силу заводов. Например, в 1834 году рекрутскую повинность несли пять человек, из них два сына Сергея Максимовича Ерина. В рекруты брали не моложе 18 и не старше 35 лет, мерою не ниже двух аршин, трёх вершков. За неспособность к рекрутской повинности крестьяне должны были платить государству. Так Семён Попов заплатил за сына (бьёт падучая) - 18 руб.

Рекрутская повинность не ограничивалась изъятием самих рекрутов. Крестьяне должны были во время почти ежегодных рекрутских наборов на каждого рекрута при сдаче вносить 90 копеек - на жалованье, 2руб.55коп.- на провиант, 9 руб. 45 коп. - на обмундирование для горной службы. Кроме того, за взятого в заводскую службу рекрута крестьянский мир нёс заводские и государственные повинности вплоть до следующей ревизии. Взятые в рекруты учитывались в деревнях как наличные души при раскладке заводских отработок и других повинностей. Всё это делало рекрутскую повинность крестьянства более тяжёлой.

Житель села Павел Тихонович Волобуев рассказывал Лидии Михайловне Воеводиной, собиравшей историю села в 60- 70-е годы, много бакланских легенд, былин, преданий. Он помнил рассказы о сростинских жителях, которые призывались на военную службу в 1812 - 1813 гг., в Крымскую войну 1853 - 1856 гг., служили на фронтах и несли воинские тяготы на сибирских рудниках. С 1898 по 1905 гг. в действующую армию, по его словам, из Сросток было призвано около шестидесяти человек, из них десять человек получили увечья и вернулись домой калеками, семь человек было убито, три человека находились в плену у японцев до 1907 года. У П.Т. Волобуева на войне 1914 года погибло два сына Василий и Семён.

Пётр Варфоломеевич Фетисов помнил события войны 1812года, тогда ему было двенадцать лет. Наполеона называл Бунапартой, а французов - хранцузой.

На военную службу он был призван, по его словам, в рекрутский набор в Сростках, в возрасте 25-ти лет в начале царствования Николая I. Первые пять лет службы он служил на Ридерских рудниках в охранных войсках, а затем был переведён на охрану Нерчинских заводов, где содержались в заключении и работали на разных работах заключённые вплоть до каторжан. Служил он с 1825 по 1845годы.

В самостоятельный крестьянский промысел превратился извоз. Крестьяне на своих лошадях перевозили грузы, почту и людей. В Сростках крестьян, занимавшихся исключительно извозом, было сравнительно немного, но некоторые занимались им в качестве подсобного промысла в свободное от сельскохозяйственных занятий время. Главный извоз производился зимою, поэтому крестьяне - возчики участвовали в нём, не отвлекаясь от земледельческих занятий. Гоняли ямщину в основном из Бийска.

Товарооборот Бийска с Западной Монголией за 20 лет 1900-х годов составлял около трёх миллионов рублей.

Перевозили в Монголию хлопчатобумажные ткани, сукна разные, кожевенные товары, скобяные и медные изделия, галантерейные товары, сахар и бакалейные товары, серебро в слитках, муку и крупы, рога изюбря (панты).

Из Монголии завозили шерсть верблюжью и баранью, сурковые и хорьковые невыделанные шкурки, овечьи, козьи и другие шкуры, выгонялся скот.

Старожилы рассказывали, что в селе стояли разного рода и назначения общественные здания. Возле старого кладбища по Ветеринарной улице (сейчас это место застроено домами) стояло небольшое, на первый взгляд загадочное архитектурное сооружение, называвшееся "ледянкой". Длиной это здание было метров шесть, в ширину - четыре и в высоту метра два с половиной. Здание было без окон, с одной входной дверью. Внутри этого здания был вырыт в земле котлован (погреб), глубиной метра три-четыре. Перед тем как река Катунь освобождалась ото льда, под руководством сростинского урядника мужики завозили с Катуни колотый лёд на своих лошадях, в порядке крестьянской повинности, и забивали весь этот котлован битым льдом, утрамбовывая его как можно плотнее. Здесь, в этой "ледянке", надлежало лежать всем сростинским парням и мужикам, убитым в драках в летнюю жару до расследования.

На территории старой школы по улице Советской располагалась Мангазея. Это был большой амбар, куда крестьянами сдавался хлеб в казну на всякий несчастный случай, как страховой фонд. Название, вероятно, происходило от таинственного города на Сибирском Севере - "Мангазея златокипящая".

Такой город действительно существовал в районе Обской и Тазовской губы до середины XII века. Однако после недолгого и фантастического расцвета (когда через него проходило до полумиллиона шкурок соболей - "мягкой рухляди" - пушнины, по терминологии того времени) Мангазея неожиданно исчезла с лица земли. По официальной версии - сгорела дотла со всеми домами, складами, церквями и архивами. По народным преданиям - опустилась на дно океана.

Из подсобных предприятий был маслосыродельный завод с подвалом. Располагался он на месте, где сейчас стоит совхозная столовая. Он был артельным для жителей всего села, и все, кто сдавал молоко на переработку, являлись членами артели и платили небольшой взнос на содержание завода. Работал он на конной тяге и имел постоянный штат 5-6 человек рабочих во главе с мастером Иваном Тютиным. Позднее работал мастером Михаил Никандрович Марчук.

Маслозавод растительных масел или маслобойня принадлежал Ивану Павловичу Кибякову, размещался по ул. Алтайской недалеко от новой школы. Сюда люди везли семена конопли, льна, подсолнуха, мака, и всё это перерабатывалось на масло.

Была в селе ещё одна крупорушка по переработке гречихи на крупу. Она приводилась в движение парой лошадей, причём оригинальность её состояла в том, что лошади, одетые в хомуты, постромками были привязаны к столбу, а сами стояли на большом деревянном кругу и ногами, упираясь в круг, вращали его, стоя на месте привязанными. Круг вверху был соединён с деревянным валом, который давал вращение крупорушке. Крупорушка принадлежала Ивану Константиновичу Перехожеву, жил он в начале Верхних Дикарей.

В Сростках не было мельницы для размола зерна на муку, приходилось ездить через Катунь в сёла Талицу, Карасук, Кокши, где было 5-6 водяных мельниц. Но в летнее время была сложность с переправой на пароме, приходилось стоять в очередях до полусуток.

Паром через реку Катунь в Сростках содержался купцом Глебовым, а после революции - Комитетом бедноты, позднее - коммуной и колхозом.

Были в Сростках и мастера по обеспечению населения кузнечными работами. Была кузня около дома Алексея Калугина на Усятской дороге (около трубы через ложок). Владельцы её менялись, приезжая из Бийска. Вторая кузня стояла на выезде в Нижних Дикарях (ул.Красноармейская) и принадлежала тульскому кузнецу Юрманову. Третья стояла там, где сейчас контора совхоза, принадлежала она Клышникову. В кузнях проводили все ремонтно-восстановительные работы для крестьян. Ремонтировали сельхозинвентарь, подковывали лошадей, чинили домашний инвентарь.

Был в селе один слесарь и стекольщик. Это Прокопий Соколов, который делал вёдра, тазы, чинил железные бочки и вёл работы по остеклению рам в домах.

Были в селе и плотники, и маляры, и гончары. Гончаром был Меркуша Черепанов. Он делал корчаги, крынки, чашки, кувшины, квашёнки из глины, бравшейся под Бикетом. Обжигал их в печи и полировал. Нагружал всё это в телегу или сани, запрягал лошадь и возил по деревням, торговал.

Кожзавод, принадлежавший Михаилу Пивоварову, стоял на Лужках, где были все необходимые постройки, чаны. Отцу в работе помогали сыновья. К нему на выделку привозили кожи со всего села, и сам хозяин ездил по окрестным деревням, собирая кожи.

Выделывал кожи и Дад Елупович Байкалов, живший в Низовке. В этом ремесле ему помогала вся семья: сыновья Дмитрий, Пётр, Иван и дочери Анна и Евдокия. Кожи обрабатывались кустарным способом, поэтому к нему шли бедняки, так как цена за работу была сходная. Шили тулупы, дохи.

13 июля 1900 года в Сростках по ул. Советской в сторону Баклани, напротив Поповского острова, была заложена церковь по благословению епископа Томского и Барнаульского преосвященнейшего Макария и освящена им 17 ноября 1902 года. Церковь построена, как говорится в клировой ведомости, "тщанием отставного фельдфебеля Спиридона Назарова Глебова с помощью прихожан". Для строительства церкви сростинское общество собрало 39 рублей. Особенно много дали Иван Калачиков, Марк Калачиков - по 5 рублей, а Семён Попов - 3 рубля. На эти же деньги рядом построено здание для школы и дом для священника. Церковь была деревянная трехпрестольная, главный престол - во имя Живоначальной Троицы и два придельных: правый - во имя Преподобного Спиридона Чудотворца и левый - во имя св. Великомученицы Екатерины. Престольный праздник Екатеринин день 24 ноября по старому стилю. Причта по штату было два человека - священник и псаломщик. С 1908 года и до ареста (1933г.) священником служил Александр Александрович Кисляков.

После реформы 1861 года до 1917 года в Сростки прибывали переселенцы из губерний центральной России, в том числе: из Рязанской - 86 семей, Самарской - 29 семей, Гродненской - 14 семей, Тобольской - 10 семей, Вятской - 8 семей, Пермской - 6 семей, Симбирской - 4 семьи, Семиреченской и Владимирской - по 2 семьи, Орловской, Тамбовской, Уфимской, Саратовской, Полтавской и Минской - по одной семье. Из ближних районов прибыло 14 семей.

В 1916-1917 году была проведена Всероссийская сельскохозяйственная перепись. В Сростках имелось 420 дворов, где проживало 2348 человек. Материалы переписи указывали состав семьи, сословие, национальность, место и время переселения, грамотность, земельный надел, количество скота, сельхозинвентаря.

По материалам сборника "Bновь заведённая деревня Сростки". Вып. 1.
- Всероссийский мемориальный музей-заповедник В.М. Шукшина.
- Барнаул, 2002. - 146 с.