Я легко и просто подчиняюсь правде беловских героев.. Тут какая-то такая свобода, такая вольность, правда, точность... Может, я, по родству занятий с писателем, и подивлюсь его слуху, памяти, чуткости... Но и, по родству занятий, совершенно отчетливо понимаю: одной памяти тут мало, будь она еще совершенней. Слух, чувство меры, чувство правды, тактичность - все хорошо, все к делу, но всего этого мало. Без любви к тем мужикам, без сострадания, скрытого или явного, без уважения к ним неподдельного - так о них не написать. Нет. Так - чтоб встали во плоти: крикливые, хвастливые, работящие, терпеливые, совестливые, теплые, родные... Свои. Нет, так не написать. Любовь и сострадание, только они наводят на такую пронзительную правду. И тут не притворишься, что они есть, если нет ни того, ни другого.
... Откуда у писателя запас добрых сил? От людей же.. И людям же и отдается.
В.М. Шукшин
Человек счастлив, пока у него есть Родина.
В.И. Белов
Все дело (ну, не все - много) в том, чтобы предельно высвобождать актера от ужасающей ответственности в нервный, очень напряженный момент съемки. Звучит парадоксально: тут-то, кажется, и надо бы предельно собраться, сорганизироваться и т.п. Но он собран, давно собран, десятки раз повторил текст, ходил бубнил его себе под нос... Он устал от напряжения, измучился. А тут еще самые последние проклятые минуты перед съемкой: все возбуждены, голоса повышены, подбегают гримеры, костюмеры - поправить волосок на голове, одернуть рубашку... Нет, тут надо что-то придумывать. В этом болезненном перенапряжении гибнет РАДОСТЬ творчества, куда-то девается необходимая свобода, которая делает и взгляд осмысленным, и интонацию живой и точной.
...Я здорово полагаюсь на актера. В конце концов все искусство для меня - свободный выход этой помощи. На мой взгляд, внимание к актеру, акцент на него в работе - прямая дорога к зрителю. Глубочайшим образом верю в это.
В.М. Шукшин
